Игорь Караулов: в дружбе с заграницей надо знать меру
Русские любят дружить. Понятие дружбы в нашей традиции наделено особым значением. Друг должен быть искренним, бескорыстным, самоотверженным, не должен держать камня за пазухой — так нас учат с детства. «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит...» При этом очень важно, чтобы у каждого был друг, потому что без друга человек несчастен.
Сходное понятие дружбы мы привычно распространяем и на отношения между странами и населяющими их народами. Нам очень важно знать, что в мире у нас есть друзья. Не просто союзники или партнёры, а верные и надежные товарищи. Отправляясь в другую страну, мы задаёмся вопросом: а любят ли там русских?
У нас сложились традиционные представления о наших естественных друзьях, хотя с течением времени они могут меняться. Когда-то, полтораста лет тому назад, в моде был панславизм, и с тех пор мы склонны считать друзьями и даже братьями православных славян. При этом постоянно разочаровываемся, но снова надеемся на лучшее.
Вроде бы привыкли, что правящая элита Болгарии из века в век предаёт Россию при малейшей возможности, но всё равно болгары для нас «братушки». Есть вопросы и к сербам, которые то снаряды для ВСУ поставят, то «по ошибке» проголосуют за антироссийскую резолюцию в ООН, но мы всякий раз прощаем, они ж свои, родные.
В то же время среди людей левых взглядов существует поверье, будто самые надёжные друзья России — те страны, где правили или до сих пор правят коммунисты, поэтому, чтобы быть достойными их дружбы, нам самим надо сделаться как можно левее.
Это звучит правдоподобно, если не вспоминать, что Советский Союз и ортодоксально-коммунистический Китай долгое время были на грани ядерной войны, а вот с капиталистической Россией КНР живёт душа в душу и, по выражению Си Цзиньпина, «стоит спина к спине». В то же время Вьетнам, которому мы когда-то помогали воевать против американцев, сегодня считается потенциальным союзником США.
Формально понятие «дружбы» не чуждо международному праву: испокон веков государства заключали между собой «договоры о мире и дружбе». А после начала СВО, когда коллективный Запад стал добиваться международной изоляции России, у нас появился и термин «недружественные государства»; таким образом, все остальные страны были признаны дружественными.
Сегодня мировой ландшафт меняется. США вдруг начали третировать своих многолетних союзников, а в то же время представители вашингтонской администрации, такие как Стивен Уиткофф, не устают произносить комплименты в адрес России и лично Владимира Путина.
И тут создаётся впечатление, что у нас есть выбор, которого не было раньше: с кем дружить? Безоглядно броситься в объятия дяди Сэма, всей страной затянуть песню «Америкэн бой, уеду с тобой»? Есть опасность вновь утратить субъектность, стать вассалом гегемона, которому мы вроде бы уже бросили вызов. Гордо отказаться от сближения с США, чтобы не подводить тех, кто протянул нам руку в трудное время? Можно упустить важные возможности.
Об этом сегодня много говорят, и в этих разговорах важно не путать человеческую дружбу и ту специфическую «дружбу», которая бывает между странами. Государство — это сложная система, а не единая личность, поэтому простодушный психологизм тут только мешает пониманию.
А между тем, общественное мнение нередко грешит таким психологизмом. Мы бываем ревнивы, придирчивы, обидчивы. Скажем, в любимой нами Армении приходит к власти Пашинян, и мы тут же вспоминаем, как хорошо пел Муслим Магомаев и какие плохие фильмы снимает Сарик Андреасян. Будем, стало быть, больше дружить с Азербайджаном. Но не успели на это настроиться, как происходит инцидент с азербайджанским самолётом, и вот уже мы требуем от наших властей поставить Баку на место. В результате никакой широкой и безоглядной дружбы не получается ни тут, ни там. Но стоило ли вообще на неё рассчитывать?
Лидеры государств, встречаясь, нередко называют себя друзьями, примерно как монархи прошлого обращались друг к другу «государь, брат мой». Но если говорить о сложном и многоплановом взаимодействии государств, то разумнее было бы исходить из того, что никакой дружбы между ними быть не может. Всегда есть области совпадения интересов и области противоречий.
Часто вспоминают высказывание Палмерстона о том, что у Англии нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы. Этот британский цинизм нам органически чужд, но я бы рискнул сказать, что у России есть единственный друг — своя голова на плечах, и дружить надо прежде всего с головой.
Однако не только дружбу, но и вражду не стоит абсолютизировать — если, конечно, речь не идёт об открытой войне. Упорная абсолютизация русофобии сегодня лишает Европу разума. И если у Дональда Трампа есть какая-то заслуга в области российско-американских отношений, то она состоит не в том, что он протянул России руку дружбы, а в том, что он отказался от абсолютизации вражды.
Этот взгляд на вещи можно было бы сформулировать так: о’кей, нам было бы проще, если бы этих русских на свете не было, но мы попробуем жить с ними на одной планете. И аналогичный подход — у наших дипломатов: мы с Америкой никогда не станем друзьями, но можем сотрудничать ко взаимной выгоде и на благо всего человечества.
Может быть, для кого-то в таком подходе слишком много «цветущей сложности», но альтернатива ему — своего рода «государственная социофобия», неспособность выстроить отношения с неудобными партнёрами, при этом на самом деле любой неподконтрольный партнёр неудобен.
Иногда такая социофобия принимает форму радикального «имперства» и постулирует, что страна не сможет существовать спокойно до тех пор, пока мы не возьмём Берлин, Париж, Вашингтон и т.д. Порой она сопровождается навязчивой, парализующей волю боязнью удара в спину, обмана, вообще каких-то будущих неожиданностей, которые сделают тщетными наши сегодняшние усилия.
Мне кажется, страх дружбы с Америкой, Китаем и кем угодно ещё — обратная сторона нашего традиционного понимания дружбы. Это страх того, что на очередном празднике дружбы мы опять потеряем меру, всё подарим, всё раздадим. Впрочем, есть у русских и поговорка: «Дружба дружбой, а табачок врозь». Пожалуй, надо вспоминать её почаще.
