СЛОВО О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ СМЕРТЬ

СЛОВО О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ СМЕРТЬ

Святитель Иннокентий Херсонский. Довольно обозревали мы телесную область смерти совне, видели ее обширность и чрезвычайные последствия для человека его смерти; время теперь подойти ближе к нашему одру смертному, посмотреть пристальнее в лицо смерти, дабы узнать, - сколько можно, - что же такое смерть?
Казалось бы, что более надлежало знать людям, как этот предмет, встречая так часто умирающих и умерших?


Подивитесь же, братие мои! Все мудрецы и естествоиспытатели не могут сказать определительно, в чем существо смерти, не могут нередко сказать даже того, последовала ли смерть такого-то человека действительно. Оттуда именно столько предосторожностей, принимаемых самим законом и правительствами, против того, чтобы не был сочтен за умершего кто-либо такой, который еще не умер, и не был бы посему погребен заживо.
Отчего такая неизвестность? Оттого, что есть состояние человека, похожее на смерть, и однако же не составляющее смерти. Таковы именно продолжительные и сильные обмороки. Тут представляются все признаки смерти: не видно бывает не только движения, ни теплоты жизненной, нет самого даже легкого дыхания; человек представляется трупом бездушным, и это продолжается не несколько часов, а целые дни, иногда дают себя ощущать при сем даже признаки тления, - что особенно почитается за решительное доказательство смерти; и однако же человек, почитаемый за умершего, не умер, а жив, может возвратиться еще к жизни и здравию и продолжать бытие свое на земле не за краткое время.

Такова завеса, простертая рукою самого Промысла Божия над концом жизни человеческой!


Кто может приподнять ее хотя отчасти? - Всего бы ближе ожидать сего от тех, кои прошли уже вратами смерти, от толикого числа усопших братии наших. Но, доколе они были еще пред сими вратами, дотоле, без сомнения, сами не знали, что их сретит там, а когда прошли их, и сии врата затворились за ними, для них нет возможности оглянуться назад и сказать нам, что было с ними, когда они проходили их.

Еще более можно было бы ожидать разъяснения для нас великой тайны смерти от тех, коим дано было, оставив эту жизнь, перейти об он-пол бытия земного и потом возвратиться назад к нам, в этот мир, то есть от людей, воскрешенных из мертвых. Не много таковых было во всей истории человечества; и однако же были таковые, именно те, кои, например, воскрешены были из мертвых Спасителем нашим, как, например, праведный Лазарь. Без сомнения, современники таковых людей, по самому любопытству, не преминули узнать от них, что происходит с человеком во время его смерти. Но если и узнали что-либо, то, так устроившу Промыслу Божию, до нас ничто почти не дошло из этих сведений! А всего вероятнее - так мнится мне, - что эти воскрешенные никому не раскрывали тайну смерти, хотя и изведали ее на самих себе. Почему не раскрывали? Потому, что им не дано было раскрыть ее; или даже и потому, что не могли сделать сего. Ибо для предметов высших и сверхъестественных на земном языке нашем нет даже слов к изъяснению. В том и другом смысле - свидетель нам апостол Павел, который был восхищен, как сам свидетельствует, до третьего небесе, видел и слышал там множество вещей и глаголов, - но каких? О них же, как сам выражается, нелеть есть глаголати человеку. Из последующей священной истории христианства мы имеем не более, впрочем, двух-трех сказаний людей, возвратившихся к нам из области смерти; но сии сказания касаются более того, что умершие видели и встречали за пределами гроба, в другой жизни, а не то, что испытали они в минуту самой смерти; посему и не представляют прямого ответа на вопрос наш: что такое смерть?

Что же после сего сказать нам о ней? Скажем первее всего то, что смерть есть тайна, и тайна великая и неисповедимая! Так угодно было самому Промыслу Божию и, без сомнения, по причинам Самым достаточным, для целей самых благотворных.

В чем состоят эти причины? По всей вероятности, в том, что таков самый именно предмет. Чтобы пояснить нам смерть, для сего требовалось разъяснить отношения двух миров - нашего чувственного и духовного, времени и вечности: достало ли бы у нас даже понятий и слов на это? Недаром, когда наше человеческое любомудрие подходит к этому предмету, то, при всей охоте своей к многословию, невольно немеет и не знает, что сказать. Уже ли Откровению надлежало изобретать для сего новый особенный язык и учить нас оному?

И для чего бы это оно сделало, хотя бы то и было для него возможно? - Разъяснение тайны смерти скорее бы послужило нам во вред, нежели в пользу; удовлетворив одному любопытству, по всей вероятности, вместе с тем лишило бы смерть благотворного действия на нашу нравственность. Тогда мы приближались к смерти, как к какому-либо темному проходу сквозь горы и леса, коих мы знаем входы и исходы: величественный и священный мрак смерти потерял бы для нас свой спасительный страх и величие.
Но как же, мыслит кто-либо, и оставить нас было в совершенном неведении о таком предмете, каков конец нашей жизни?
Благодарение Богу, мы и не оставлены в сем неведении. Слово Божие сказало нам все, что нужно для нас знать касательно сего предмета, как мы увидим в следующем собеседовании нашем.


Теперь же извлечем из самой таинственности нашей смерти урок, для нас полезный. Нам предстоит такое великое и таинственное событие, какова смерть: сколь же неразумны те из нас, кои живут, вовсе не помышляя о том, что ожидает их на конце жизни! Этот всеобщий упрек я обратил бы особенно к тем из нас, кои во всех занятиях своих водятся особенно любознанием и любопытством, каковы особенно люди, посвятившие себя наукам. Кто бы ты ни был, возлюбленный брат, из таковых, вот тебе предмет для размышления: собственная смерть твоя! Аминь.

Написать комментарий